О тенденциях 2014 г. на рынке полимерных труб, проблеме качества продукции, манипуляциях с таможенными пошлинами и мерах поддержки переработки полимеров рассказал директор департамента трубопроводных систем группы «Полипластик» Кирилл Трусов.
– Для всей российской промышленности 2014 г. выдался не самым простым. Как вы оцениваете итоги года на рынке полимерных труб?
– Год был действительно тяжелый во всех отношениях. Спад на трубном рынке начался с начала года.
– В связи с валютой?
– Нет. В связи с тем, что последний крупный федеральный строительный проект – олимпийские объекты – окончательно “вышел из-под земли”. Все работы велись на земле. После завершения этого проекта последовало некое затишье. Затем – события на внешнеполитическом фронте. Все это отразилось на размере текущих инвестиций в инфраструктуру. То есть на каждом из этих этапов деньги из инфраструктурных проектов уходили. В итоге объем спроса на трубном рынке сократился.
– Это касается инвестиций из всех источников? Даже частные инфраструктурные и строительные инвестиции?
– Мы выделяем 3 типа проектов. Первая группа – проекты, финансируемые бюджетами различных уровней: федеральным, региональными, муниципальными и т. п. Вторая группа – проекты крупных корпораций, например, “Газпрома”. Наконец, коммерческие инвестиции в строительстве. Если говорить про широкую сеть инфраструктуры, безусловно, это различные бюджетные инвестиции, в основном в реновацию, в строительство новых сетей для муниципальных образований. Вкупе с проектами газификации, программа которой у “Газпрома” очень обширна, это примерно 70% спроса на рынке полимерных труб.
– Если говорить про “сжатие” спроса в 2014 г., какая группа проектов оказалась лидером?
– Вероятно, “Газпром”. В 2014 г. финансирование программ газификации было существенно сокращено. Мы ожидаем подобного и в 2015 г.
– На фоне неблагоприятной ситуации со спросом насколько повлиял на рынок последний инцидент на “Ставролене” и, соответственно, потеря производства части местного полиэтилена?
– Практически не повлиял. Сильно было влияние инцидента, имевшего место в 2011 г. Смотрите, полиэтилен-80 (ПЭ 80), который на тот момент производил “Ставролен”, был основным материалом для трубных производителей, занимая 50-60% рынка. После того, как в 2012 г. “Ставролен” ушел с этого рынка, освободившееся “окно” закрылось импортными марками. Всем рынком мы дружно перешли на более современный ПЭ 100. И 2013 г. – года нормализации производства на “Ставролене” – не хватило “ЛУКойлу”, чтобы вернуть былые позиции. В это же время ПЭ 100 начал замещаться суррогатами.
– Что вы имеете в виду?
– Это натуральные марки полиэтилена, которые не являются полноценными трубными. Это марки не для напорных труб. В качестве примера можно привести продукцию “Газпром нефтехим Салавата”, которая не имеет ни одного документа о пригодности для производства напорных труб, но которая заняла большую часть рынка. В 2012-2013 гг. несертифицированные марки удовлетворяли 22-23% спроса на сырье для производства труб. Цена на подобную продукцию существенно ниже цен нормального сертифицированного сырья. Соответственно, все производители труб, которые не желают жертвовать качеством, несут потери.
– Работая на импортном сырье? Или на российском?
– Неважно. Суррогатные марки все равно дешевле. Предприятия-производители трубы, которые желают экономить, не используя сертифицированное сырье, как правило, применяют и другие, скажем так, оптимизационные меры, которые в сумме дают им очень большое преимущество перед нами. Ситуация осложняется фактически отсутствующим контролем качества. Надо понимать, что институт сертификации давно себя дискредитировал. На сегодняшний день сертификат соответствия – это не что иное, как красивый корешок к приходному кассовому ордеру. Он подтверждает не качество трубы, а только факт получения сертификата.
– Во многих сегментах переработки полимеров контроль качества является большой проблемой. Вы видите какие-то системные решения здесь?
– Принципиально есть два пути. Первый возможен, если вопросами качества продукции будет хоть сколько-нибудь заинтересовано государство. Это самый простой и надежный вариант: периодический контроль заводов-изготовителей, которым выдан сертификат. Смысл контроля прост: если попадается некачественная труба, сертификат у производителя должен быть отозван. Сегодня такой практики и законодательного механизма нет. Сертификат выдают на 3 года, все это время под него можно поставлять все, что угодно. Никто никогда не проверит, ничего не скажет. С другой стороны, большой вопрос, насколько такая мера будет эффективна, учитывая масштабы коррупции в этой сфере? Возможно, в конечном итоге подобная проверка тоже может быть “оплачена”, только стоить будет дороже. И тогда ключевой момент в том, насколько дороже. Может быть, тогда производителю проще и надежней будет делать нормальную трубу.
– В некоторых секторах вопрос сертификации, контроля качества берут на себя отраслевые объединения…
– Это второй путь. По этому пути пошел Казахстан. Там есть ассоциация, которая осуществляет сходные функции. Действует комиссия, которая состоит из представителей разных заводов, доказавших свое качество и свою надежность. Комиссия ездит по предприятиям и подтверждает или не подтверждает качество производимой продукции. Но на это должен реагировать заказчик продукции, иначе вся эта работа не имеет никакого смысла. К сожалению, подрядчики, закупающие трубу, зачастую не интересуются реальным качеством продукции. Для них важны две вещи: формальное наличие сертификата и цена.
– Давайте вернемся к тенденциям 2014 г. Год начинался и заканчивается одним и тем же – ослаблением рубля. Как это повлияло на ваш бизнес?
– Скачки валютных курсов – не самая большая для нас проблема. Все-таки большая часть сырья, особенно в “низкие” сезоны, у нас российского происхождения. Конечно, у нас возникают определенные курсовые убытки, поскольку импортный материал мы все же вынуждены закупать ввиду и общего дефицита, и потому, что ассортимент полиэтиленов, производимых в России, не позволяет производить всю линейку продукции, которую мы можем и хотим поставлять на рынок. В России есть два производителя простой базовой марки ПЭ 100. Но когда мы говорим о полипропиленовых трубах, когда говорим о многослойных трубах, о трубах с повышенной стойкостью к растрескиванию, то для подобной продукции мы вынуждены использовать исключительно импортное сырье. Ничего даже похожего в России пока не производится и в ближайшее время производиться не будет.
– В 2014 г. у многих переработчиков возникла следующая проблема: они подписали форвардные контракты на поставку продукции по определенной фиксированной цене, которая не предполагала такой динамики валютных курсов. А для производства этой продукции они, закупая сырье “в короткую”, получили высокую рублевую цену на импортный материал, попав в ценовые “ножницы”. У вас такого не произошло?
– У нас такого не произошло, потому что “длинных” контрактов, даже на полгода вперед, практически не было. У нас есть несколько годовых контрактов с водоканалами. Да, там фиксированная цена, но и объемы под ремонтные работы небольшие. Так что если мы и получили в конце концов какие-то убытки по этим контрактам, то незначительные.
– В последнее время широко обсуждается ситуация с ввозными пошлинами на некоторые виды полиэтиленов. Как вы видите ситуацию?
– История такова. Изначально идея обнуления ввозных пошлин исходила от производителей стальных труб большого диаметра (ТБД) в заводской полимерной трехслойной изоляции. Для чего им это было нужно, я не могу понять до сих пор. Дело в том, что трубы большого диаметра в заводской трехслойной изоляции – это очень дорогая технология, стоимость продукции высока. Кроме того, этот товар не имеет экспортного потенциала. Доля стоимости полиэтилена в себестоимости этой продукции ничтожно мала. Мы пытались подсчитать, какую экономию получают производители ТБД при обнулении пошлин на соответствующие марки полиэтилена. Выходило что-то около 0,4%.
– А каков годовой объем спроса на полиэтилены этих марок?
– Рынок такого полиэтилена в хорошие годы, когда одновременно строились все экспортные трубопроводы, составлял около 120 тыс. т. В плохие годы, когда все “потоки” были построены, он сократился до порядка 65 тыс. т. Сегодня все это импорт. Но при этом в России есть 2 предприятия, которые уже несколько лет пытаются сделать российский аналог этого покрытия. Это структура “Роснано” (“Метаклэй”) и собственно группа «Полипластик». И с обнулением пошлины на этот материал российские компании попали в очень интересную вилку. Для того, чтобы произвести росийский аналог, мы должны купить российский полиэтилен, защищенный пошлиной, произвести из него некую композицию, а потом соревноваться с готовым импортным продуктом, который ввозится беспошлинно. О каком импортозамещении в стратегических отраслях – в данном случае магистральном трубопроводном транспорте – можно говорить в таких условиях?
– Но дискуссия ведь касалась не только пошлин на полиэтилен для изоляции ТБД…
– Верно, далее к идее производителей ТБД прибавилась инициатива Казахстана обнулить пошлину и на черный трубный полиэтилен. У коллег возник резонный вопрос: если на трубную изоляцию, хотя и полностью импортную, но которая в общем объеме имеет долю, сравнимую с погрешностью расчетов, можно обнулить пошлину, то почему бы не обнулить ставку и на черный трубный полиэтилен? В рамках Таможенного союза российские производители удовлетворяют только около 40% спроса. Остальное приходится импортировать. Так что если мы не говорим о том, что сознательно идем на производство трубы из разных не предназначенных для этого марок, и согласны с тем, что нам надо завозить 60% сырья, казалось бы, логично обнулить пошлину. Такая мера при указанной пропорции 40:60 однозначно не убьет российского производителя. Мы подсчитали, во что Таможенному союзу обойдется эта мера поддержки. Всего в 1 млрд. руб. А что это такое в рамках Таможенного союза? За 1 млрд. руб. можно купить не самый дорогой пентхаус в Москве, можно отремонтировать сельские клубы Кубани в 2015 г., можно выплатить 2/3 годового бонуса правлению одного из госбанков. Порядок цифр довольно смешной. А обнулив пошлину, мы отдадим 1 млрд. руб. ЖКХ: на такую сумму они смогут закупить больше продукции при той же стоимости. А это 4000 км трубы диаметром 110 мм. Тоже вроде все логично.
– Есть ли какое-то решение?
– Коллегия ЕЭК в начале октября приняла проект решения, в котором из “прочего полиэтилена” были выделены две товарные позиции: черный трубный полиэтилен с содержанием сажи не менее 2% и не более 2,5% и полиэтилен для покрытия труб большого диаметра. На эти позиции проект предполагал временно установить нулевую ставку ввозной таможенной пошлины с 1 декабря 2014 г. до весны 2016 г. Однако в ноябре вышло окончательное решение совета ЕЭК, в котором про трубные марки полиэтилена не сказано ни слова. Там остался только полиэтилен для покрытия ТБД. А еще через неделю появился проект документа, из которого следует, что обнуление пошлин на черный трубный полиэтилен все-таки состоится, но только для Казахстана. Возникает два вопроса: первый – что же это за Таможенный Союз? И второй: неужели Казахстану интересно следить за качеством своей трубы, а нам не интересно?
– Логика решения не очень ясна…
– Что дает Казахстану это обнуление? Оно дает возможность им покупать импортные сертифицированные марки трубного полиэтилена по цене российских, но суррогатных. То есть это стимулирует производителей из Казахстана предпочесть сертифицированную марку несертифицированному аналогу. Это создает экономические условия для вытеснения всего суррогата обратно в Россию. Не секрет, что российские предприятия в 2014 г., да и в 2013 г. тоже, огромные количества натуральных марок отгружали в Казахстан.
– А если бы этот “ноль” распространялся на всю территорию Таможенного союза?
– Этот эффект имел бы место на всей территории трех стран.
– Объем импорта бы увеличился?
– Увеличился бы объем импорта черной трубной марки.
– В ущерб продажам низкокачественных марок российского происхождения?
– Безусловно.
– Сейчас, когда ввозные пошлины не столь велики, насколько эффективно регулятор может воздействовать на рынок, управляя их величиной? Что будет, если, скажем, обнулить ставки на весь импортный полиэтилен?
– Все полностью обнулять не нужно. У нас производится более чем достаточно базовых марок полиэтилена. Пленочного и литьевого ПЭ у нас производится достаточно. И эти сегменты имеет смысл защищать пошлиной. По трубе же у нас катастрофический дефицит. И тут надо определиться с приоритетами. Если заботиться об интересах страны в целом, то стране нужна хорошая труба. Если пытаться приносить пользу – то есть деньги – нефтехимии, то в долгосрочной перспективе мы таким образом просто ее убьем. Нужно признать две вещи. Во-первых, полиэтилен и вообще полимеры не являются конечным продуктом. Может быть, в идеологии сырьевой экономики мешок с полиэтиленом и является конечным этапом развития технологий. Но если мы вообще хотим что-то развивать, надо признать, что это просто сырье. А любая страна, любая отрасль заинтересована в дешевом сырье. Давайте перестанем смотреть на полимеры как на конечную продукцию. Это промежуточный продукт между полезными ископаемыми и конечной продукцией. Труба, стул, тазик, ведро – это конечная продукция, которая приносит пользу. А мешок с сырьем сам по себе пользы не приносит. Во-вторых, импорт тех марок, которые в России не производятся, – это на самом деле большая помощь нашим же нефтехимическим компаниям. Потому что импорт того, чего они не производят, – это развитие спроса, развитие будущего потребления для этих же самых нефтехимических компаний. Здесь показательна история становления трубного бизнеса в России. С чего все началось? С того, что переработчики начали ввозить много импортного полиэтилена принципиально более высокого качества, чем было на тот момент доступно в России. И к тому моменту, когда “Казаньоргсинтез” впервые пустил производство ПЭ 100, рынок для него был полностью развит. Им не пришлось делать, скажем, 100 тыс. т/год, из которых 50 тыс. т пытаться продать в России, а еще 50 тыс. т пристраивать где-то на экспортных рынках. Нет. Импорт не производимого материала полностью сформировал рынок, готовый принять в себя отечественное сырье. Потом добавился “Нижнекамскнефтехим”, их продукцию рынок принял в полном объеме. И сейчас во многих отраслях происходит то же самое. Вывод один: надо развивать именно переработку. А это можно делать только одним способом. Не надо давать денег. Дайте условия. А главным условием для развития любой переработки является дешевое сырье. Чем дешевле сырье и больше его доступность, тем больше возможностей у переработчиков для развития.
– Помимо трубного полиэтилена дефицитная ситуация сохраняется по сополимерам пропилена. Как вы видите перспективы здесь?
– По нашим оценкам, в районе 30% всей полипропиленовой переработки – это блок-сополимеры. Планы освоения таких марок есть у многих компаний, пока реальное предложение есть только у “Нижнекамскнефтехима” и “Уфаоргсинтеза”. Но этого далеко не достаточно – ни по количеству, ни по качеству. И на самом деле проблема с сополимерами аналогична: недостаточно развита индустрия их переработки. Получается замкнутый круг: нефтехимикам интересно инвестировать в крупные мощности, но для этого нужен развитый спрос. Потому что не может одно предприятие делать все марки. Оно может делать только часть, другое предприятие – другую часть и т. д. Но для этого нужен рынок, способный все это в себя принять. А рынок не развивается из-за дефицита сырья, из-за того, что бизнесу предлагаются условия, в которых изделие, произведенное в России, оказывается в себестоимости дороже, чем импортный аналог в магазине.
– Какой сегмент переработки, на ваш взгляд, наиболее перспективен с точки зрения предъявления спроса на сополимеры?
– Например, автопром, где ниша для импортозамещения еще очень велика. По моему мнению, существующий льготный режим промсборки, конечно, обеспечивает валовый рост производства автомобилей, но фактически убивает внутреннее производство композиционных материалов для них. Порядка 40% готовых композиций для автопрома въезжает из-за границы. И это только в виде сырья. Оценить, сколько сополимеров едет в виде готовых комплектующих, очень сложно. Здесь мы возвращаемся к тому, что в России мы не можем сделать то же самое сырье дешевле. Логика очень проста: мы должны купить защищенный пошлинами российский материал, мы должны привезти из-за границы добавки, должны компаундировать это все здесь и продать здесь. Кому? Иностранные компании-производители комплектующих или автоконцерны заинтересованы в глобальном контракте. И если какой-то автомобильный концерн имеет глобальный контракт в Европе, нужны очень серьезные аргументы для того, чтобы он изменил свой выбор, потому что для него это – возможно – изменение режимов производства. По некоторым своим продуктам мы знаем: чтобы сырье поменяли, нам нужно предложить такие колоссальные дисконты, на которые мало кто готов соглашаться. Плюс пройти тяжелейший цикл омологации и испытаний сырья. Но автопроизводителей я тоже прекрасно понимаю. У них отработанная система поставок, унифицированный материал на всех промплощадках, одно оборудование, одни промышленные режимы и т. д. Опять же, выстроена логистика глобальных поставок… Привезти в Тольятти из Германии сложнее, чем произвести в Тольятти. Но это все же не дает такого преимущества, чтобы это всерьез рассматривалось тем же, скажем, Renault.
– То есть, чтобы российские изделия или сырье начали внедряться в российском же автопроме, надо изменять условия соглашений о локализации? Ужесточать требования по углублению локализации?
– Да, для начала по готовым изделиям.
– Пустился “РусВинил” – новый крупный производитель ПВХ. Рынок ждет, что изменится ценообразование, оно уйдет ниже, чем импортный паритет. У «Полипластика» уже есть 2 завода по выпуску ПВХ-труб. Видите ли вы значимые перспективы развития этого сегмента в России?
– В России мы проскочили естественный эволюционный этап внедрения ПВХ-труб. Что такое ПВХ? Это первый полимер, который научились делать в промышленных масштабах, а впоследствии – более или менее приличную трубу из него. Вся Европа после Второй мировой войны с большим удовольствием стала переходить на ПВХ-трубы. Чем мы занимались в это время? Мы развивали потребление чугуна и стали на душу населения. Когда эра потребления чугуна и стали в 1989 г. закончилась, мы года с 1995 г. перешли к ликвидации ее последствий. То есть если в 1985 г. СССР показывал рекордные показатели по металлическим трубам, то спустя 10 лет все эти показатели сгнили в земле. Их нужно было менять на что-то новое. Соответственно, началось развитие полиэтиленовой трубы, потому что на тот момент полиэтилен был лучшим решением, чем ПВХ.
– ПВХ, наверное, тогда просто не было?
– Нет, именно потому, что полиэтилен был лучше. Если бы на тот момент ПВХ был лучшим решением, мы бы имели ровно такой же рост в ПВХ-трубах. На наш взгляд, у ПВХ-труб довольно ограниченное применение. Это связано, во-первых, с тем, что у нас уже сформирован полиэтиленовый рынок. Полиэтилен в производстве полимерных труб занимает 78%, полипропилен – 12%, а ПВХ – 10%. Во-вторых, ПВХ-труба – это, как правило, или тонкостенная до диаметра 160 мм, или трехслойная со вспененным слоем до диаметра 500 мм для внешней канализации. Тонкостенные трубы не создают большого спроса в тоннаже, а напорную трубу больших диаметров из ПВХ не сделать. В-третьих, применение и монтаж ПВХ-труб ограничен температурными режимами. Никто же не монтирует ПВХ на морозе. А у нас в некоторых регионах реки оттаивают на 1 неделю в году. Поэтому в России и в Казахстане больших перспектив у ПВХ-труб я не вижу.
– Тем не менее, вы же вошли в активы по ПВХ-трубам…
– Они имеют спрос в определенном сегменте, мы хотим в нем поучаствовать. Это в основном частное малоэтажное строительство, внутридомовые сети. В целом рост спроса здесь будет пропорционален общему спросу на полимерные трубы. Здесь есть куда расти полиэтилену, полипропилену, ПВХ, и даже полибутену. Потому что на общем рынке труб в сравнимых типоразмерах полимеры занимают только 26%. Все остальное – это металл.
– Ваша оценка последних событий достаточно пессимистична. В таких условиях какие планы строит «Полипластик» на ближайшие годы? Какова концепция развития?
– Если говорить про инвестиции, приобретения, то этого ждать не стоит. Мы, скорее всего, сосредоточимся на улучшении эффективности того, что у нас уже есть. Научный потенциал у нас есть, он не требует дополнительных инвестиций, производственные мощности на сегодняшний день достаточные, мы можем себе позволить любую загрузку, необходимую рынку. Экстенсивную фазу развития мы уже прошли. Было подходящее время. Теперь мы – от Северной Ирландии до Дальнего Востока. Время оптимизировать процессы внутри этого организма. (rupec.ru/Химия Украины и мира)