Российский ТЭК рискует потерять значительную часть топливного рынка Казахстана и премиального рынка среднеазиатских стран. После завершения модернизации основных нефтеперерабатывающих заводов власти РК намерены “впускать” российское моторное топливо только по остаточному принципу. Начатую против РФ “горючую войну” Астана намерена использовать для выколачивания из России преференций в других областях двусторонних отношений.
Министерство энергетики РК ограничило ввоз бензина из России. 17 августа на сайте правительственной газеты “Казахстанская правда” опубликован приказ №262 “О некоторых вопросах поставок нефтепродуктов в Республику Казахстан из Российской Федерации”. Он запрещает доставку моторного топлива железнодорожным транспортом из России в РК сроком на 3 месяца, а в действие вступит через 10 дней после публикации.
Ранее глава Минэнерго Канат Бозумбаев заявлял, что из-за увеличения производства на НПЗ Казахстана к концу 2018 г. может возникнуть затоваренность. Излишки бензина достигнут 600 тыс. т, мощностей нефтебаз и заводских накопителей будет недостаточно. Единственная возможность предотвратить “топливный потоп” в Казахстане – запретить импорт российских ГСМ и начать экспорт казахских.
Введение ограничений затрагивает бизнес “Роснефти”, “Газпром нефти”, “РуссНефти”, «ЛУКойла», а также таких участников рынка, как “Транснефтепродукт”, нефтеперерабатывающий “НефтеХимСервис” и другие НПЗ. Они поставляют ГСМ не только в Казахстан, но и транзитом через него в страны юга Средней Азии, включая Афганистан. В общей сложности речь идет о нескольких миллионах тонн в год.
Наступление на российский бизнес в топливной сфере имеет демонстративно публичный и политизированный характер. Минэнерго обнародовало проект приказа о запрете на ввоз бензина на своем сайте еще в мае. Впервые за 27 лет существования независимого Казахстана приказ отраслевого ведомства был опубликован для “общественного обсуждения”. На это отводился срок с 30 мая по 6 июня.
Трудно сказать, были ли “общественным обсуждением” статьи казахстанских журналистов и высказывания экспертов. Официальные представители правительственных агентств, национальной компании “КазМунайГаз” (КМГ), отраслевых и лоббистских организаций регулярно делали заявления в поддержку эмбарго. В обстановке бюрократической секретности “запретительный” приказ был подписан Бозумбаевым еще 3 июля. Но ни Минэнерго, ни правительство не дали ход документу (скорее всего, для того, чтобы иметь возможность “отыграть назад”). И только в начале августа заместитель главы ведомства Болат Акчулаков заявил на брифинге, что 10 числа документ будет опубликован, а 20 вступит в силу. Казахи и на этот раз оставляли поле для маневра.
Поиски ответа, почему приказ публикуется и вводится именно сейчас, привели к неожиданной версии. Информированный источник, связанный с лоббистской Ассоциацией KAZENERGY, пояснил: “Это сигнал, посланный России о том, что в отношениях появилась проблема и Москве следует урегулировать ее путем переговоров. Причем по более широкому кругу вопросов и с учетом интересов Казахстана”.
Москва сигнал проигнорировала. В конце июля Россия отказалась подписать соглашение о предоставлении казахским добывающим и трейдерским компаниям широких льгот в использовании российских железных дорог и морских терминалов для экспорта каменного угля – этот вопрос находился в центре переговоров. И Астана не просто ввела эмбарго, а как бы ответила Москве – тоже на “железнодорожном полотне”, но в части транспортировки и сбыта нефтепродуктов. Перенос публикации приказа был обусловлен нежеланием президента Нурсултана Назарбаева омрачать атмосферу V Каспийского саммита, который он проводил 12 августа как хозяин. Кроме того, возможно, он хотел еще раз перемолвиться с Владимиром Путиным по поводу угля и бензина, а в результате узнал, что компромисса не будет. Минэнерго получило “отмашку”.
“Угольный инцидент” произошел 27 июля на закрытой части заседания Евразийского межправительственного совета. РФ и РК около года обсуждали соглашение, которое должно было облегчить транзит через морские порты РФ. Казахская сторона добивалась получения льготных транспортных тарифов и гарантий государственных органов РФ, что железнодорожники и портовики обеспечат перевозку и перевалку до 14 млн. т угля в год. В последние годы объем поставок составляет около 6 млн. т. Таким образом, перевозки должны были увеличиться в 2,3 раза.
Настойчивость РК была обусловлена не только тем, что после многолетней стагнации добыча угля в стране стала увеличиваться благодаря росту продаж этого топлива, более дешевого, чем нефть. Как объясняют информированные источники в Астане, в казахский угольный бизнес в 2012-2014 гг. вошли влиятельные персоны, имеющие интересы во всем ТЭК – от нефти до ВИЭ; развитие отрасли получило мощный административный ресурс. Лоббистом угольного экспорта выступил сам президент Назарбаев, который во время личных встреч с президентом Путиным добился от того согласия на подготовку межгосударственного соглашения по этому поводу.
Проект соглашения подготовила казахская сторона. Но российские хозяйственные субъекты, проанализировав документ, пришли к выводу, что РК хочет преуспеть за счет их экономических интересов, за счет сокращения объемов перевозки и перевалки российского угля и, как следствие, уменьшения экспортных поставок, снижения доли на рынке, падения доходов и т. д. Угольщики и транспортники стали добиваться защиты у своих лоббистов в правительстве РФ.
По мере того, как угольные переговоры стали заходить в тупик, в Минэнерго РК начала зреть идея эмбарго на ввоз российского моторного топлива. Примечательно, что в середине мая на совещании у замминистра энергетики РФ Анатолия Яновского была сформулирована единая российская правительственно-корпоративная позиция неприятия “угольного соглашения”. А меньше чем через две недели Минэнерго РК заявило о начале “общественного обсуждения” проекта.
Казахстан ввозит российские ГСМ более 20 лет, а среднегодовые поставки составляют примерно 3,5 млн. т. Россияне экспортируют бензин, дизельное топливо, авиакеросин, другие нефтепродукты. На долю бензина приходится порядка 1,3 млн. т/г. Емкость казахского рынка по этому виду топлива оценивается почти в 4 млн. т, но собственное производство составило в 2017 г. менее 3 млн. К тому же местные НПЗ до недавнего времени были способны выпускать только бензины АИ-92 и ниже и экологического класса Евро-2 и Евро-3 (в Казахстане они обозначаются К2 и К3; топливо более высокой классности – К4, К5).
В 2018 г. завершилась модернизация трех главных НПЗ: Атырауского НПЗ, Павлодарского нефтехимического завода, “ПетроКазахстан Ойл Продактс” (ПКОП, Шимкент). В результате переоборудования НПЗ средняя глубина переработки выросла с 63-65% до 78%. Совокупная мощность заводов с фактического объема переработки 14,16 млн. т в 2017 г. повысилась до 16,6 млн. т – на 17%. Обновленные казахстанские НПЗ теперь способны выпускать моторные топлива класса К4 и К5.
К таким показателям нефтепереработки Казахстан двигался с 2010 г., когда стартовала модернизация упомянутых НПЗ. Ее проведение потребовало инвестиций в $6,5 млрд. без учета банковских процентов. Необходимость возмещения столь крупных для казахского сектора downstream капиталовложений стимулирует владельцев нефтепереработки и отраслевые власти значительно нарастить продажу отечественных нефтепродуктов в как можно большем объеме и по более высоким ценам, чем ранее (собственники НПЗ – это КМГ и его китайский партнер CNPC). Чтобы упростить решение данной задачи и не искать рыночные меры для повышения конкурентоспособности отечественных ГСМ (вроде увеличения акцизов на импортное горючее и снижения на собственное), Астана сделала упор на запрет импорта.
Торговля нефтепродуктами в Казахстане имеет яркие национальные особенности. Только в нынешнем десятилетии рынок несколько раз переживал кризис после того, как власти вводили ограничения на ввоз российского горючего. В 2013 г. Астана установила с мая по ноябрь монополию КМГ на ввоз российского горючего, в результате чего холдинг получил возможность регулировать потоки из РФ по остаточному принципу в зависимости от результатов собственных продаж. Ограничения на ввоз российских ГСМ вводились и в марте 2015 г., и в 2017 г. Смысл такой политики заключается в выравнивании с помощью административных мер конкурентоспособности казахских нефтепродуктов. Российские ГСМ имеют более высокое качество и оказываются подчас дешевле.
“Независимым” топливным сетям выгоднее торговать продуктами из РФ, местные НПЗ и нефтебазы затовариваются, на них накапливаются нераспроданные остатки. В мае 2013 г., перед вводом ограничений на поставки, казахстанские остатки ГСМ составляли 400 тыс. т. А к марту 2015 г. (с начала 2014 г.) выросли до 354 тыс. т бензина и еще больше – дизельного топлива. Высокопоставленный чиновник из администрации Павлодарской области (где работает НПЗ) объяснял ситуацию следующим образом: “Цена у россиян намного привлекательней нашей даже с учетом транспортных затрат, розничные сети предпочитают покупать ГСМ российского производства”.
Казахстанским нефтяным кругам (за исключением разве “независимых” сетей АЗС) антироссийские меры очень выгодны. Алгоритм простой. Отсутствие нефтепродуктов из РФ сначала повышает спрос на местную продукцию, затем – ее стоимость, а оптовики не видят смысла возвращаться к более низким ценам. В 2015 г. бензин подорожал на 30%, дизельное топливо – на 80%. С 2017 г. по июль 2018 г. бензин вырос в цене на 14%, дизтопливо – на 42%. Владельцы НПЗ и сетей АЗС получили дополнительные доходы от увеличения рыночной стоимости и объемов продаж.
Оборотная сторона запретительных решений – значительная сила инерции сокращения товарных объемов топлива. Например, в 2015 г. в РК возник острый общереспубликанский дефицит горючего. В разгар беды официальные казахстанские лица стали озвучивать незаурядные варианты действий и источники закупок. Российские не рассматривались – прекращение импорта преподносилось как обеспечение “топливной независимости”. Кроме того, Астана не хотела компенсировать Москве ежегодно выпадающие из бюджета $2 млрд., которые РФ не получает, осуществляя поставки сырья и нефтепродуктов без экспортной таможенной пошлины.
Сначала Астана решила купить недостающие нефтепродукты в Азербайджане, но из Баку официально предупредили, что незаконтрактованных объемов ГСМ у них нет. Казахи настаивали, контрагент пообещал бакинский бензин, взял предоплату. Покупатели не получили ничего, а деньги им вернули с задержкой (до сих пор остается тайной, какая из сторон “прокрутила” или “отмыла” деньги). Неудачей окончилась и попытка купить топливо в Туркменистане: туркмены не продали бензин со скидкой, а “стандартная” цена оказалась слишком высокой. В поисках выхода боссы КМГ стали просить партнерскую CNPC передать 200 тыс. т, а еще лучше – 500 тыс. т бензина, полученного на китайских НПЗ из казахстанской нефти. Китайцы передали незначительные объемы. Апофеозом стало обнародование планов купить топливо у Мозырского НПЗ в Беларуси.
После этого раздраженное политическое руководство РК провело кадровые перестановки в отрасли, прекратило кампанию “борьбы” за “топливную независимость” и добилось от президента Путина уступок по компенсации пошлины. Началось тихое восстановление импорта ГСМ из России и кризис понемногу рассосался.
В октябре 2017 г. в Казахстане снова случился топливный коллапс. На АЗС выстроились огромные очереди, на многих топлива не было вообще, авиакомпании предупреждали об угрозе прекращения полетов. Президент Назарбаев под телекамеры жестко критиковал правительство. Бозумбаев получил выговор, его заместитель Асет Магаугов лишился должности. Официальной версией стало головотяпство отраслевых руководителей: не учли, что в сентябре встанут на запланированный ремонт два из трех крупных НПЗ – Павлодарский и Шимкентский.
Оппозиционные СМИ напоминали, что главные казахстанские сети (“Гелиос”, “КазМунайГаз”, китайские SINOOIL, Petrosun, связанные с КМГ и CNPC) незадолго до того почти полностью прекратили импорт российских ГСМ. И вновь на фоне остановки НПЗ продавцы нефтепродуктов в Казахстане создали дефицит горючего и повысили цены. Затем импорт из России возобновился. Поразительно, что при колоссальном дефиците бензина в 2017 г. некоторые казахстанские участники рынка, имеющие сильный административный ресурс, умудрялись экспортировать это топливо из РК.
Роль действий КМГ в даунстриме Казахстана чрезвычайно велика, так как компания по распоряжению правительства обеспечивает загрузку НПЗ (доля обязательных поставок колеблется от 40% до 75% от всей добычи КМГ). Физические объемы на заводы (за исключением Атырауского) поставляют российские компании, взамен получая казахстанскую нефть и прибыль (это несколько упрощенная формула расчетов, но суть соответствует действительности). Из-за большой разницы между внутренней и экспортной ценой КМГ теряет доходы.
КМГ заинтересован в повышении и выравнивании внутренних цен на нефть (отсюда доля сырья в себестоимости ГСМ) до уровня мировых. И на нефтепродукты, поскольку продает горючее, полученное на своих НПЗ. Заинтересовано в этом и правительство, поскольку удорожание топлива увеличивает доходы, налогооблагаемую базу и фискальные поступления в государственный бюджет. Рост цен приносит властям дополнительные доходы, но по этой же причине усиливаются риски амбициозных планов Казахстана по производству и сбыту ГСМ.
Итак, технологические мощности НПЗ увеличились после модернизации на 17%, но фактический прирост в казахстанском даунстриме в первой половине 2018 г. оказался не слишком велик. Объем переработки вырос на 5% до 7,7 млн. т, а производство нефтепродуктов еще меньше – на 1,5% до 5,4 млн. т. Эти объемы не могут заполнить рынок горючим. Скорее всего, власти РК опять закрывают рынок для повышения цен.
Производство на казахстанских НПЗ растет медленно из-за ограниченности источников загрузки. Крупнейший поставщик сырья – “Разведка Добыча КМГ” – снижает производство из-за истощенности ресурсной базы.
Для дополнительной загрузки нужны дополнительные поставщики. Сейчас Минэнерго использует “ведерщиков” – малые добывающие предприятия, которым сложно организовать экспорт. В ведомстве признают: возможностей “ведерщиков” недостаточно. А большие объемы нефти добывают международные операторы – “Тензизшевройл”, Карачаганакский операционный консорциум, Северо-Каспийский консорциум. Их акционерами являются ВИНКи с давно отлаженными схемами поставок на свои и партнерские НПЗ. То же самое можно сказать о китайских компаниях, которые много добывают в Казахстане, но для загрузки заводов в КНР.
Заинтересовать крупных нефтяных операторов поставками на казахстанские НПЗ можно только высокой закупочной ценой. Сейчас сырье поступает на Атырауский НПЗ по $155/т, на Шимкентский – по $140. А усредненная стоимость казахстанской нефти на внешнем рынке составляет порядка $460-470/т.
Ясно, что правительство и КМГ “подтягивают” внутреннюю стоимость нефти к внешней. Сложнее с гарантией качества казахстанского моторного топлива, хотя Бозумбаев уже заявлял: “Мы начали выпускать бензин стандарта Евро-5, наш бензин ничем не хуже. Если вы на “правильной” заправке заправитесь – наш бензин хороший”.
Источник в Минэнерго РК сообщил, что ведомство намеревается на регулярной основе вводить запреты на ввоз различных российских ГСМ в зависимости от накапливания излишков местных нефтепродуктов. Кроме того, ведомство направило уведомления об эмбарго в Таможенный комитет и Комитет национальной безопасности РК с тем, чтобы те не допускали контрабандных нефтяных грузов под видом транзитных поставок в страны Средней Азии.
“Не исключено, что российским экспортерам станет труднее доставлять ГСМ в Узбекистан, Кыргызстан и далее на юг. В России подозревают, что транзитные грузы санкционных продуктов из ЕС в Казахстан идут контрабандой на ее рынок, Москва препятствует этим поставкам. Теперь то же самое будет с транзитными российскими нефтепродуктами. Мы уже увеличили экспорт горючего в Узбекистан, ведем переговоры с Кыргызстаном. Нужно бороться за покупателей”, – боевито сказал казахстанский чиновник. (oilcapital.ru/Химия Украины и мира)