Ряд регионов заявил о намерении развивать глубокую переработку зерна, но в России может не оказаться его лишних объемов.
Закон о регулировании оборота биоэтанола на территории РФ, подписанный президентом в конце 2018 г., активизировал давние планы производства этого продукта, который позиционируется как “зеленая” альтернатива углеводородному топливу или эффективная экологическая добавка. Практически сразу ряд регионов заявил о намерении развивать глубокую переработку зерна, в том числе с получением биоэтанола. Эксперты, скептически относящиеся к подобным проектам, утверждают, что без масштабной господдержки производство будет нерентабельным при существующих ценах на нефть. Неочевидны и перспективы экспорта в Западную Европу – крупнейший ближайший рынок. Наконец, в России может просто не оказаться тех объемов лишнего зерна, на которые рассчитывают лоббисты биоэтанола.
“Красиво, правильно и логично”. Принятые Госдумой в прошлом ноябре поправки в Федеральный закон “О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртсодержащей продукции” определяют биоэтанол как “денатурированный этиловый спирт, произведенный из пищевого и (или) непищевого сырья растительного происхождения, денатурация которого осуществляется с соблюдением требований, установленных законом о госрегулировании этилового спирта, и содержащий не более 1% воды”. Цель поправок – развитие биотехнологий, позволяющих получать энергию из возобновляемых источников сырья.
Действие закона о госрегулировании производства и оборота этилового спирта не будет распространяться на производство и (или) оборот автобензина, произведенного с добавлением этилового спирта или спиртсодержащей продукции и соответствующего топливному техрегламенту Таможенного союза.
Чтобы исключить возможности использования биоэтанола, полученного из пищевого сырья, в качестве суррогата алкогольной продукции, законодатель запретил производство питьевого спирта предприятиям, выпускающим биоэтанол.
Но в целом принятие закона о биоэтаноле можно считать крупной победой водочного лобби, которое добивалось ввода биоэтанола в правовое поле многие годы.
Особую активность проявляла Северная Осетия – регион, который в 1990-х годов без преувеличения стал водочной столицей России. В начале нынешнего десятилетия значительная часть алкогольных предприятий республики были остановлены после того, как Росалкогольрегулирование не продлило либо отозвало их лицензии. В этой связи у североосетинских водочников родилась идея наладить на простаивающих мощностях выпуск биоэтанола – продукции, которая показывала устойчивую положительную динамику на мировом рынке. По данным опубликованного в 2016 г. исследования “Рынок продукции глубокой переработки зерна в России: состояние, перспективы”, выполненного Еленой Берегатновой, главным аналитиком института “Центр развития” НИУ ВШЭ, в 2014 г. глобальный объем потребления биоэтанола составлял 113,1 млрд. л, биодизеля – 30 млрд. л. К 2020 г., по прогнозу, они должны вырасти до 127,2 млрд. и 36,1 млрд. л соответственно.
Для продвижения “закона о биоэтаноле” в России решающую роль, очевидно, сыграл рекордный урожай зерновых 2017 г. – 140 млн. т, что значительно превысило лучшие советские показатели. Одновременно остро встал вопрос о том, куда девать собранное зерно (цены на которое незамедлительно упали), и тут же всплыли биоэтанольные проекты. “Если устойчиво 10-15 млн. т зерна пускать на производство биоэтанола, а дальше передавать нефтяным компаниям и производить более экологически чистое моторное топливо, это было бы красиво, правильно и логично”, – заявил прошлым летом в Совете Федерации вице-премьер правительства РФ Алексей Гордеев, курирующий АПК и сферу природных ресурсов.
Непосредственным результатом принятых поправок уже стали новые проекты по глубокой переработке зерна (биоэтанол, согласно исследованию института “Центр развития”, относится к третьей ступени глубины переработки наряду с аминокислотами, органическими кислотами, витаминами и др.). На недавнем Российском инвестиционном форуме в Сочи губернатор Саратовской области Валерий Радаев подписал соглашение с ООО “Саратовские Биотехнологии”, намеренным перерабатывать 250 тыс. т зерна в год в белковые кормовые добавки, биоэтанол, пшеничный крахмал, глютен для комбикормовой, пищевой, лакокрасочной и химической промышленности. Объем инвестиций в новое предприятие заявлен в EUR254 млн. до 2021 г. До этого московская компания “Микро динамические технологии” (МДТ) заявила о планах возвести заводы по производству биоэтанола в Курской и Воронежской областях. Воронежский проект обсуждался в минувшем декабре с губернатором региона Александром Гусевым, который в 2017 г. сменил Алексея Гордеева. Стоимость курского завода, пуск которого запланирован к 2022 г., оценивается в EUR150 млн. (около 11 млрд. руб.), мощность переработки – 250 тыс. т/год.
Не взлетит без господдержки. Потенциальные объемы зерна для переработки в биоэтанол, названные в 2018 г. Гордеевым, изначально вызывают вопросы. По оценке “Центра развития” НИУ ВШЭ, при сохранении положительных тенденций в производстве зерна, привлечении внимания государства к глубокой переработке зерна и росте производства отечественной продукции объем использования зерна может достичь 7 млн. т, то есть в 1,5-2 раза меньше, чем заявил Гордеев. По оценке Российского зернового союза, приводимой в исследовании “Центра развития”, отрасль глубокой переработки зерна в среднесрочной перспективе (5-7 лет) может абсорбировать до 8 млн. т производимого в стране зерна при среднем валовом сборе на уровне 110 млн. т, а биоэтанол – это лишь один из многих продуктов глубокой переработки.
“Излишки зерна в России, конечно, будут, если тенденции в сборе зерновых сохранятся, – комментирует основатель аналитического агентства InfraNews Алексей Безбородов. – Другое дело, что помимо биоэтанола есть масса других продуктов глубокой переработки. Для России более актуальным выглядит получение растительных пищевых протеинов, которые по свойствам ближе к мясу, чем протеины из сои, или кормовых добавок для животноводства. Если мы хотим увеличивать выпуск продукции последних переделов, в том числе на экспорт, нужно формировать благоприятные условия для мясоперерабатывающих предприятий и животноводческих ферм, чтобы агрохолдинги не существовали в том же режиме налогообложения, что и металлургические комбинаты”.
При этом, отмечает Безбородов, производить большие объемы биоэтанола в России нет смысла – нет соответствующего внутреннего рынка: “У нас не так много дизельных машин, а биоэтанол как добавка используется главным образом для дизельного топлива. Теоретически это неплохой вариант, но стоимость экологичного дизеля будет значительно выше, чем обычного, поскольку издержки производства биоэтанола будут очень высоки: надо учитывать расходы на уборку и доставку зерна, переработку, доставку биоэтанола к месту потребления. В итоге может получиться, что производство солярки из нефти будет даже более экологичным, чем производство биоэтанола из зерна”.
Здесь мы подходим к главному моменту, к которому регулярно приходили все дискуссии о биоэтаноле в России: без значительных объемов государственных субсидий его производство “не взлетит”.
Без госдотаций производство биодизеля и биоэтанола не имеет экономического смысла ни в одной стране. Поэтому все, что связано с развитием производства биоэтанола в России, изначально является полем активности лоббистов, направленной на получение спиртовиками дотаций и увеличение сбыта, констатирует Алексей Удовенко, региональный представитель Малайзийского союза производителей пальмового масла в Москве. Во многих странах, специализирующихся на биоэтаноле, его производство выступает способом утилизации нереализованных остатков растительного масла или зерна. Чтобы остатки не давили на рыночные цены, их сбрасывают в производство биоэтанола или биодизеля при неизменной поддержке государства.
“Обратной стороной оказывается недозагрузка мощностей: значительная часть предприятий по производству биодизеля, построенных в ЕС под флагом борьбы за экологию, простаивает. Их продукция оказывается неконкурентоспособной в сравнении с биодизелем из Малайзии или Индонезии и аргентинским биодизелем из сои, – отмечает Удовенко. – Специфика России – в наличии больших мощностей по производству этанола и метанола. Чтобы их загрузить, необходимы новые экспортные рынки либо новые сегменты сбыта внутри страны. И то, и другое предполагает дотации. Без них рентабельность производства биоэтанола может появиться, только если стоимость топлива в России существенно вырастет – например, за счет очередного повышения акцизов. Теоретически горючее с биоэтанолом может стоить дешевле “традиционного”, но без господдержки производителей биоэтанола добиться этого не получится. На внутреннем рынке на биоэтанол нет спроса: в России вряд ли будут отдавать приоритет топливу только потому, что оно более экологичное”.
Выпуск биоэтанола в России будет привлекателен для инвестиций при высокой стоимости нефти, не менее $80/баррель, плюс он подпадает под действие акциза, что делает бессмысленной конкуренцию с бензином, добавляет независимый промышленный эксперт Леонид Хазанов. По его мнению, простаивающие мощности алкогольной индустрии (в 2018 г. выпуск водки в России сократился на 1,6%) теоретически можно переориентировать на производство биоэтанола для заправки автомобилей.
Есть и положительные предпосылки для развития производства биоэтанола – свободный фонд площадей, пригодных для выращивания сырьевых культур, чего нет ни в Европе, ни в США, ни в Китае.
Биоэтанол можно получать и из древесных опилок. Но всему этому, отмечает Хазанов, препятствует ряд факторов. Мощности спиртовых заводов требуют модернизации, многие годами не ремонтировались, в связи с чем требуется значительный объем капвложений при условии высоких ставок по банковским кредитам. Кроме того, в России отсутствуют производство автомобилей, способных использовать биоэтанол, и станции для их заправки.
Лоббистам биоэтанола предстоит очень большая работа для обеспечения своих проектов господдержкой, им придется преодолевать позицию такого традиционно сложного переговорщика, как Минфин. В середине 2018 г. замминистра финансов Илья Трунин заявил, что биоэтанол будет рыночным продуктом и на уровне федерального правительства никаких субсидий на его производство не предполагается. Горючее, произведенное с его использованием в качестве добавки, не будет дешевле. “Это в чистом виде повышение экологичности моторного топлива, а экология всегда дело дорогое”, – сообщил Трунин, выступая в Госдуме.
Там нас не ждут. Весьма скептически настроенные эксперты оценивают и перспективы производства биоэтанола на экспорт, хотя в исследовании “Центра развития” наличие спроса на биотопливо на зарубежных рынках названо одним из стимулов для производства биоэтанола в России. По оценке, приведенной в докладе, потребление биоэтанола до 2020 г. будет расти в среднем на 2% на фоне реализации в ряде стран программ по замене части традиционных видов топлив в общем объеме потребления. Но это не означает, что внешнему рынку удастся предложить конкурентную цену.
“Эффективно производить биоэтанол получилось по большому счету только в Бразилии из сахарного тростника, – говорит Безбородов. – Это не одно и то же, что перегонять пшеницу: переработка тростника требует два процесса, пшеницы – четыре. Это повышает энергоемкость настолько, что конечный продукт становится неконкурентоспособным. Плюс для экспорта биоэтанола требуются отдельные мощности по перевалке. Все эти тонкости складываются в общую картину: российский биоэтанол будет неконкурентоспособным на внешних рынках. Это уже проходила Украина, где собирались гнать биоэтанол из рапса: результатов это не дало”.
О негативном опыте Украины напоминает и Удовенко. По его словам, производителям страны до сих пор не удалось наладить экспорт этанола в ЕС, несмотря на удобную логистику и комфортный таможенный режим.
“Средняя стоимость тонны биодизеля при импорте в Словакию превышает $1000 – о каком экономическом смысле можно говорить? Бензин на обычной европейской АЗС будет стоить ненамного дороже, – напоминает эксперт. – К тому же Европа в принципе ориентирована на импорт только сельскохозяйственного сырья, ввозить туда продукцию даже с минимальной переработкой крайне сложно, так что российскому этанолу сбыт там не гарантирован, особенно с учетом политических факторов. Если резюмировать, то в России для развития производства биоэтанола есть в избытке мощности и сырье, но нет внутреннего рынка, а экспортный потенциал ограничен”.
Расширение посевных площадей зерновых под переработку на биоэтанол вряд ли можно назвать диверсификацией АПК. Именно об этом в свое время говорил покойный глава Северной Осетии Тамерлан Агузаров. “Первоочередная задача региона – перестать быть “кукурузной республикой”, когда большая часть земель сельхозназначения используется для выращивания этой культуры для спиртовой и водочной промышленности”, – отмечал он. Однако, как показывает практика, сложные производства на Северном Кавказе почти не приживаются, экономика региона развивается по траектории, типичной для глобальной периферии. (oilcapital.ru/Химия Украины и мира)