Два года назад британец Марк Роллинс возглавил “Укрнафту”, сменив Питера Ванхеке. Компания досталась ему с “наследством” – налоговым долгом, дебиторской задолженностью и тлеющим конфликтом между акционерами в лице НАК “Нафтогаз Украины” (50%+1 акция) и группой “Приват” Игоря Коломойского и Геннадия Боголюбова.
С приходом Роллинса в компанию акционеры договорились разблокировать выплату дивидендов, после чего компромиссы закончились. Миноритарные акционеры, связанные с Коломойским, потребовали от государства компенсацию в $4,7 млрд. за якобы отобранный и неоплаченный газ, резкое повышение ставок за пользование недрами и невыполнение “Нафтогазом” судебных решений. Государство уже больше года тянет с ответом правлению “Укрнафты” относительно рассрочки налогового долга и блокирует продление специальных решений на добычу, мотивируя это налоговой задолженностью у компании. Этот замкнутый круг может стоить банкротства компании и новыми исками акционеров друг к другу. По словам Роллинса, чтобы не допустить банкротства, правление рассматривает возможность продолжения добычи без лицензий, но пока просчитывает юридические последствия этого шага.
Подробнее о том, что происходит с компанией и к чему ведет внутренний корпоративный конфликт, рассказал Марк Роллинс.
– Сколько составляет налоговый долг “Укрнафты”?
– 13 млрд. грн. С начала года сумма почти не изменилась. Мы в полном объеме платим налоги, в первую очередь рентную плату и налог на прибыль. Это хорошая новость в том смысле, что компания восстановила и поддерживает платежную дисциплину.
– Насколько известно, в мае “Укрнафта” предложила Государственной фискальной службе обновленный план санации (финансового оздоровления). Как проходят переговоры по этому вопросу?
– В мае мы представили второй вариант плана. В доработанном предложении мы исключили условие, по которому “Нафтогаз” должен вернуть часть средств за газ, добытый “Укрнафтой” в предыдущие периоды (3,7 млрд. грн.). Чтобы убрать этот спорный момент, мы подали новое предложение. Оно предусматривает погашение долга исключительно за счет собственных средств компании. План также предполагает рассрочку налогового долга на период до 3 лет. Государственная фискальная служба рассмотрела этот план. По их мнению, он реалистичный. Теперь они хотят проконсультироваться с Министерством финансов. В ГФС считают, что Минфин должен подтвердить им возможность рассрочки суммы налогового долга на период сверх одного календарного года. Наши предложения перенаправили в Минфин. Уже несколько месяцев мы пытаемся встретиться с министром финансов Александром Данилюком. Но по различным причинам встречу пока провести не удалось.
– Министр отказывается от встречи?
– Нет, в министерстве говорят, что хотят встретиться, но не могут выбрать подходящую дату. Нам сначала подтвердили встречу, потом перенесли, теперь ждем новую дату. Но я готов встретиться в любое время. Честно говоря, меня удивляет пассивная позиция государственных органов, когда речь заходит о практических мерах по погашению налогового долга. Тем более, что “Укрнафта” пятый по величине налогоплательщик и речь идет о довольно крупном долге.
– “Укрнафта” все еще сохраняет претензии на добытые больше 10 лет назад 11 млрд. кубометров газа, за которые компания судится с “Нафтогазом”?
– У этого вопроса долгая история, чем дальше, тем сложнее будет решать этот спор. В общем-то это последствия государственной политики, когда цены на газ для населения устанавливались в ручном режиме. Меняются правительства, меняются люди, которые принимают решения, но решение откладывается. Сейчас у меня нет никаких оснований, в том числе и правовых, чтобы отказываться от претензий на этот газ. Тем более, что в отношении части этого объема – 2 млрд. кубометров газа – существуют судебные решения, подтверждающие право “Укрнафты” на этот газ. Эти решения вступили в силу, ведется исполнительное производство. Вместе с тем, мы готовы обсуждать любой реалистичный механизм урегулирования этого вопроса между “Укрнафтой”, “Нафтогазом” и “Укртрансгазом”. Я неоднократно говорил, что поддержал бы такое решение. Но пока мы не получали никаких предложений на этот счет.
– Правильно ли я понимаю, что переговоры с “Нафтогазом” по поводу спорного газа не ведутся?
– Да. Этот вопрос “заморожен”.
– Как проходит возвращение дебиторской задолженности? Сколько средств компании удалось вернуть?
– Когда говорят о дебиторской задолженности, обычно имеют в виду сумму в 18 млрд. грн., которую различные компании должны “Укрнафте”. Часть этой суммы – 7,5 млрд. грн. – контракты, по которым “Укрнафта” поставила нефть, но не получила оплату. Другая часть – предоплаты за поставки нефтепродуктов. Вот, образно, та проблема, которую новое правление “Укрнафты” получило “в наследство”. На сегодня 11 млрд. грн. – просроченная задолженность. В основном это контракты по поставке нефти. Мы пытались вести переговоры с должниками, но успеха они не принесли, мы обратились в суд. Мы выиграли 7 из 8 исков. По одному из исков была назначена дополнительная экспертиза, мы ожидаем решения позже. По 7 искам решения вступили в силу, по ним начато исполнительное производство. Мы надеемся, что получим какие-то деньги.
– У этих компаний есть, что описывать?
– Подозреваю, у них будут сложности с возвратом долга. Откровенно говоря, идя в суд, мы понимали, что это главный риск. Но эту проблему надо решать и мы пытаемся делать это доступными инструментами. Что касается второй части контрактов, по которым “Укрнафта” предоплатила поставку нефтепродуктов, то мы ведем переговоры с компаниями, чтобы они поставили продукцию ранее оговоренного в контракте срока. В переговорах есть подвижки. Говорю с осторожным оптимизмом, но мы рассчитываем получить нефтепродукты по предоплате. Здесь существует дополнительный осложняющий фактор: у ряда этих компаний были отозваны или аннулированы свидетельства плательщиков НДС. Эту проблему также нужно будет как-то решать.
– Вам что-нибудь известно о том, что компании, которые задолжали “Укрнафте”, аффилированы с миноритарными акционерами, в частности, с Игорем Коломойским?
– Я слышал разные версии, но, насколько мне известно, официально такой информации нет.
– Вы вспомнили о плохом наследстве от предыдущего менеджмента. Расскажите тогда о договорах совместной деятельности. Компания планировала их пересмотр. На каком этапе этот вопрос сейчас?
– Мы провели пересмотр этих договоров. В основные из них внесли ряд изменений, которые отражают новые договоренности сторон о порядке использования объектов совместной собственности и о распределении затрат на их содержание. В частности, это касается совместной деятельности с компанией “Моментум Энтерпрайзис” ЛТД. В остальных случаях та совместная деятельность, которая ведется по существующим договорам, соответствует правильной бизнес практике.
– Планируете ли вы заключать новые договора на условиях совместной деятельности?
– “Укрнафта” ищет инвесторов. Компании нужны существенные объемы инвестиций – примерно $1,7 млрд. до 2025 г. При таких инвестициях “Укрнафта” может удвоить объем добычи нефти с 1,5 до 3 млн. т/год и увеличить добычу газа в полтора раза до 1,9 млрд. куб. м. Несколько месяцев назад мы разместили на сайте компании объявление с рядом проектов, отобранных для привлечения внешних инвесторов. Речь о 5 проектах на общую сумму порядка $500 млн. Учитывая состояние “Укрнафты”, это непростой процесс. Не всякий инвестор захочет иметь дело с компанией, с таким набором проблем, как у нас. Одна из проблем – непродление специальных разрешений. Кто захочет инвестировать в компанию или в проект, если нет гарантии, что будет продлено спецразрешение на месторождение? Но даже если посмотреть на Украину в целом, в энергетическую сферу сложно привлечь серьезных иностранных инвесторов, учитывая политические риски и риски в стране. Вместе с тем мы получили ряд предложений по нашим проектам. Сейчас изучаем их.
– Пока рано говорить, будут ли это проекты на основании договоров совместной деятельности или договоров о распределении продукции?
– Мы рассматриваем спектр возможностей в зависимости от характеристик инвестиционного проекта. К примеру, сейчас с одной из компаний обсуждаем контракт на увеличение добычи сверх базового показателя (production-enhancement contract). В рамках данного контракта инвестор выступает как сервисная компания. Он не получает право ни на месторождение, ни на скважины, но может претендовать на часть продукции, добытой сверх базового показателя. В соседней Румынии есть удачные примеры аналогичных проектов.
– Из-за чего возникли проблемы с продлением спецразрешений? Почему уперлись Госгеонедра?
– У нас есть проблема с продлением 9 спецразрешений в этом году и 27 в следующем. Это не просто коммерческая проблема, где мы можем потерять объем добычи и деньги. Есть угроза существованию “Укрнафты”, компании грозит банкротство. Это будет иметь катастрофические последствия, учитывая, что у нас работает 25 тыс. человек, и что компания является одним из важнейших элементов энергетической безопасности страны. Если исходить из логики государственных интересов, то действия Госгеонедр идут вразрез с ней, поскольку государство теряет больше других. Уже в этом году с момента остановки первого месторождения в марте государство потеряло 300 млн. грн. от недополученной рентной платы. Со своей стороны мы выполнили все необходимые процедуры, чтобы продлить спецразрешения. Нет никаких законных оснований для того, чтобы этого не делать. Мы выиграли 2 иска к Госгеонедрам по 3 и 6 спецразрешениям, которые истекают в этом году. Судебные решения вступили в силу, обязывают регулятора продлить и выдать спецразрешения “Укрнафте”. По одному из исков уже ведется исполнительное производство. Но и. о. главы Госгеонедр Олег Кирилюк все еще не подписывает приказ о продлении. Мы имеем дело с явным нарушением закона. Допускаю, что может идти речь о коррупции или политическом вмешательстве.
– Есть идеи, кому может быть выгодно банкротство “Укрнафты” таким путем?
– Не вижу, кто может получить хоть какую-то выгоду от банкротства. Если кто-то считает, что можно выиграть от этого, скажу, что они сильно заблуждаются и не понимают ситуацию. Если взять финансовую сторону вопроса, то 75% потерь от остановки добычи из-за спецразрешений приходится на государство как акционера и получателя налогов. И только 25% – на остальных миноритарных акционеров. Речь идет как об институциональных миноритарных инвесторах, так и о частных, кто приобрел акции компании на бирже. Банкротство “Укрнафты” будет катастрофой для всех акционеров. Также это обернется катастрофой для сотрудников компании и тех городов и сел, где работает “Укрнафта”. В некоторых населенных пунктах компания является важным и часто единственным работодателем. Думаю, это также будет иметь катастрофические последствия для страны с точки зрения энергетической безопасности и платежного баланса. Если компания перестанет существовать, весь объем нефти и газа необходимо будет импортировать. Украина уже и так платит за импорт нефти и нефтепродуктов практически в 2 раза больше, чем за импорт газа. Если кто-то думает, что компания сможет возобновить добычу после банкротства и остановки скважин, они глубоко заблуждаются. Можно только представить весь комплекс правовых вопросов, который возникнет в случае банкротства, в частности, вокруг активов компании. Можно предположить, что попытки передачи активов “Укрнафты” другим компаниям будут оспариваться в судебном порядке.
– Наблюдательный совет “Укрнафты” и, в частности, его глава Андрей Коболев поддерживает вас в вопросах спецразрешений?
– Мы поднимали вопрос с непродлением спецразрешений и на набсовете “Укрнафты”, и на наблюдательном совете “Нафтогаза”. Возможное банкротство “Укрнафты” также повлияет на финансовое состояние НАКа. В “Нафтогазе” понимают серьезность проблемы. Мы ощущаем их поддержку. Но желательно, чтобы эта поддержка была более активной и публичной. Предварительно на следующей неделе (с 25 сентября) должно состояться заседание наблюдательного совета “Укрнафты”, где будет идти речь о спецразрешениях. Я проинформирую набсовет о текущем положении дел: что мы не сможем выполнить бюджет этого года в полном объеме и вплотную приблизимся к техническому банкротству. Если мы не можем добывать на тех месторождениях из-за непродленных спецразрешений, по правилам МСФО нам нужно сформировать резерв на обесценение активов, что отрицательно скажется на финрезультатах, а также приведет к уменьшению показателя собственного капитала компании. Непродление 9 спецразрешений ставит нас на грань технического банкротства, непродление 27 – толкает нас за эту черту. Проблема еще в том, что компания, которую контролирует государство, фактически по закону не может объявить о банкротстве. Это, собственно, один из примеров юридических сложностей, которые могут возникнуть в связи с банкротством. Моя обязанность как руководителя компании предупредить набсовет о такой возможности. Мы рассматриваем все варианты смягчения негативных последствий. Также изучаем юридические последствия, если примем решение не останавливать добычу или даже возобновить ее на тех месторождениях, где она уже остановлена. Если мы это сделаем, это позволит избежать тех сложностей, которые я описал. Кроме того, мы уже объявили о сокращении инвестиционной программы. Если проблема не будет решена, у нас будет отрицательный финансовый результат, мы даже не сможем выплачивать текущие налоговые обязательства. В первую очередь мы должны платить зарплаты, покрыть критически необходимые производственные издержки и если что-то останется, пойдет на налоги.
– Есть риск, что долг в 13 млрд. будет расти, в том числе и по рентной плате?
– Да. Остановка добычи из-за непродления спецразрешений может привести к сокращению уплаты налогов и росту налогового долга.
– Какие ваши прогнозы по финансовым результатам на этот год в сложившейся ситуации?
– В первой половине года мы получили чистую прибыль – порядка 1,3 млрд. грн., но из-за непродления спецразрешений и вынужденной остановки добычи во второй половине и по окончанию года будем иметь чистый убыток. Хочу отметить, что с начала года по июнь мы наблюдали прирост суточной добычи нефти и конденсата. Но в конце июня после остановки ряда крупных месторождений объемы суточного производства сократились сразу на 20%. Могу сказать, что компания уже недополучила порядка 1 млрд. грн. дохода из-за остановки добычи на месторождениях, где лицензии не были продлены.
– Вы готовы сейчас назвать прогнозируемую сумму убытков?
– Пока нет. Это сложно сделать, так как все зависит от того, какой объем резервов на обесценение активов мы будем вынуждены начислить.
– Два года назад, когда вы пришли в “Укрнафту”, в одном из интервью сказали, что развивать компанию, где враждуют акционеры, – нереально. Учитывая, что происходит в компании сейчас, не кажется ли, что конфликт акционеров дал о себе знать?
– “Укрнафта” – сложная компания. Весь комплекс исторических проблем, которые наша команда пытается решить, находится сейчас в замороженном состоянии. Но игнорирование проблем только усугубляет положение компании и усложняет поиск решений. Со своей стороны мы пытаемся решить исторические вопросы и параллельно показать, что компания жизнеспособна и имеет потенциал развития. Мы сделали ряд шагов, которые должны повысить эффективность компании. В частности, пересмотрели управленческую структуру в головном офисе и структурных подразделениях, модернизировали систему оплаты труда, привели в порядок систему закупок, начали реструктуризацию и модернизацию управлений буровых работ. Есть ряд успешных инвестиционных проектов – например, переоборудование скважин высокопродуктивными ЭЦН в Долине или система дистанционного мониторинга параметров работы скважин – которые дали возможность стабилизировать и нарастить добычу нефти.
– Иск миноритариев “Укрнафты” к Украине в Стокгольмском арбитраже. Вам известны детали процесса?
– Конечно, я знаю, что дело слушается в Стокгольмском арбитраже. Но это спор между акционерами компании и я не участвую в процессе. Потому никакие особые подробности дела мне неизвестны.
– В августе была информация, что руководство “Укрнафты” не допускает сотрудников “Нафтогаза” к проведению внутреннего аудита. В чем суть конфликта? Аудит в итоге был проведен?
– Честно говоря, это пример информационного вброса. Речь идет о том, что ревизионная комиссия “Укрнафты” не смогла начать проверку компании из-за отсутствия кворума. Мы ожидали, что после собрания акционеров будет сформирована ревизионная комиссия, которая по закону об акционерных обществах должна проводить проверку. Но, насколько мне известно, только два члена комиссии выполняют свои функции в настоящее время. Я предложил главе ревизионной комиссии разрешить этот вопрос на уровне акционеров. Альтернативный вариант – привлечь независимого аудитора, который проведет такую проверку. Это вполне соответствует закону об акционерных обществах. Любой крупный акционер может нанять аудитора и проверить компанию в любое время. Я предложил этот вариант руководству НАКа и, насколько я понимаю, он их устроил. Уточню, что речь идет о проведении специальной проверки со стороны независимого аудитора, обычный финансовый аудит мы проводим в конце года с PwC.
– Набсовет должен утвердить это решение?
– Думаю, что для этого нет необходимости. Акционер, в данном случае НАК, может принять решение о привлечении независимого аудитора. Мы ожидаем, что “Нафтогаз” найдет независимого аудитора. Мы готовы к проверке.
– Вам не кажется, что вся эта история с непроведением внутреннего аудита бросает тень на компанию и создает ей негативную репутацию?
– Формирование ревизионной комиссии не входит в сферу ответственности правления, но надо понимать, что служба внутреннего аудита “Нафтогаза” не может проводить проверку “Укрнафты” – это идет вразрез с требованиями законодательства. Есть два варианта проверки – ревизионная комиссия и специальный независимый аудит, который может быть назначен по требованию акционера.
– Миноритарный акционер тоже может?
– Любой акционер, у которого больше 10% акций.
– Но миноритарные акционеры не инициировали спецаудит?
– Они вносили свои предложения. Но, насколько я понимаю, НАК решил самостоятельно определиться с аудитором.
– Есть мнение, что в среднесрочной перспективе для “Укрнафты” есть два выхода – либо государство выкупит долю у миноритариев, либо наоборот. Какой из них более реальный?
– Думаю, теоретически оба варианта возможны. Все будет зависеть от того, какого рода предложения могут быть сделаны акционерам. Честно говоря, у меня нет предпочтений относительно состава акционеров. Для меня важно, чтобы акционеры давали компании возможность развиваться.
– Приватизация либо национализация будут полезны компании? Это позволит решить затянувшиеся конфликты акционеров?
– Если бы такое соглашение было достигнуто в любую сторону, если бы оно позволило избавиться от набора исторических вопросов, которые сейчас не решаются, думаю, это пошло бы на пользу компании. Но важно, чтобы любое теоретическое соглашение, которое может быть достигнуто, не создало новых проблем, которые вновь будут приводить к судебным спорам. Также нужно понимать, что наличие этих исторических проблем само по себе усложняет возможность достижения соглашения либо по приватизации компании, либо по ее национализации. Те проблемы, о которых мы говорим, невозможно решить по отдельности, они должны решаться в комплексе. Мы это уже знаем на собственном опыте.
– Когда заканчивается Ваш контракт с “Укрнафтой”? Вы намерены доработать его до конца?
– Контракт действует до конца сентября 2020 г. Я намерен доработать его до конца, конечно, при условии, что есть поддержка акционеров и государства для развития потенциала компании. (daily.rbc.ua/Химия Украины и мира)